— Тогда кто же отравил воду? — не унимался Халупович. — Только не говорите, что это сделал мой второй водитель. Миша работает со мной много лет. Если и он окажется подонком, то я не знаю, как я вообще смогу доверять после этого людям.
— Не думаю, что это он, — осторожно заметил Дронго, — ведь если бы он решился на преступление, то должен был бы как минимум понимать, что подозрение падет прежде всего на него. Вы говорили, что иногда водители приносили вам в квартиру воду и продукты. Значит, вы давали им ключи?
— Иногда давал, — ответил Халупович, — но все равно Егор не мог отравить воду. У него не было на это времени, даже если бы он изготовил запасной ключ. Днем я был дома, а когда уехал, там оставалась Елизавета Матвеевна.
— Он мог приехать как водитель, — предположил Бозин.
— В том-то и дело, что не мог, — вздохнул Халупович, — у нас с Елизаветой Матвеевной была твердая договоренность: кроме меня, она никому не открывала. Ни при каких обстоятельствах. Пока я ей не звонил. Даже Мише не открывала, даже Трошкину. Однажды Миша за дверью торчал, пока она не дозвонилась мне и не убедилась, что это именно я послал водителя. Она в этом плане была очень дисциплинированной. Несколько лет назад у ее знакомой ограбили квартиру, после того как она открыла дверь племяннику. Елизавета Матвеевна, зная об этом случае, сама просила меня звонить ей, чтобы случайно не открыть дверь посторонним.
— Софья Оганесовна сказала, что вечером во дворе никто не появлялся, — напомнила Линовицкая, — только женщины и какой-то сотрудник милиции.
— Может, это был брат Мамаджановой? — предположил Бозин. — Он мог привести угрозу в исполнение.
— Подполковник уголовного розыска, который травит воду, чтобы убить давнего знакомого своей сестры? — недоверчиво спросил Дронго. — Слишком невероятно. Но в любом случае его нужно найти и выяснить, что он делал около дома Халуповича.
— Найдем, — уверенно сказал Бозин.
В этот момент позвонила Нина и сообщила, что дежурный сотрудник прокуратуры спрашивает Арсения. Николаевича. Бозин снял трубку и, выслушав говорившего, удовлетворенно кивнул. Поблагодарив звонившего, он положил трубку.
— Вот и все, — сказал он, глядя на Дронго, — можно ехать за Таней. Наш подозреваемый днем несколько раз звонил своему брату, Алексею Скрёбову. Тот нигде не работает, недавно вернулся из армии. Проживает по адресу: Петровский переулок…
— Это улица Москвина, — уточнил Дронго, — рядом с Козицким переулком. Совсем рядом.
— У него там однокомнатная квартира в старом доме. По-моему, все ясно. Девочка там. Они бы не рискнули везти ее через весь город.
— Если хотите, поедем вместе, — предложил Халупович.
— Нет, — поднялся Бозин, — мы поедем сами. А вы оставайтесь в офисе. И желательно, чтобы вы отсюда никуда не отлучались. Это и в ваших интересах.
— Понимаю, — мрачно кивнул Халупович.
— Вы поедете с нами? — спросил Бозин, обращаясь к Линовицкой.
Та слегка поколебалась.
— Я останусь здесь, — сказала она после некоторого раздумья. — Может быть, мне лучше поговорить еще раз со старшим братом? Возможно, я узнаю что-нибудь новое по моему делу.
— Хорошо, — согласился Бозин, — мы постараемся быстро управиться. Если мы все правильно рассчитали, то Таня должна быть на квартире младшего брата.
Он вышел из кабинета. Линовицкая взглянула на обоих мужчин, оставшихся в кабинете.
— Позовем Скрёбова? — предложила она. — Хотя это будет, скорее, беседа, чем официальный допрос. Слишком позднее время для допроса.
— Вы еще покажите ему программу «Спокойной ночи, малыши», — пробормотал Халупович. — Не хочу встречаться с этим мерзавцем. Не ожидал от него такой подлости. Лучше я посижу в комнате отдыха, подумаю о своей излишней доверчивости. Может, этот урок пойдет мне на пользу.
Халупович вышел из кабинета через дверь, находящуюся позади его стола. Они остались вдвоем. Линовицкая позвонила в приемную.
— Где майор Озиев? — спросила она у Нины.
— Уехал с Арсением Николаевичем, — ответила секретарь.
— Они забрали с собой Скрёбова?
Нина молчала. Очевидно, ей не хотелось говорить об этом человеке.
— Вы меня слышите? — строго спросила Линовицкая.
— Он в кабинете Трошкина. С двумя сотрудниками милиции.
— Передайте им, что я прошу их привести его сюда.
Положив трубку, она посмотрела на Дронго:
— Вы всегда показываете такие фокусы?
— А вы считаете, что это фокусы? — улыбнулся Дронго.
— Я оговорилась, — быстро поправилась Линовицкая, — но у вас здорово получилось это расследование.
— Это все, что я умею делать, — признался Дронго.
— А почему вы не работаете в государственных учреждениях? Вам не кажется, что ваши способности нужно применять с пользой для большего числа людей?
— Я и применяю, — грустно ответил Дронго, — но мне трудно менять свой образ жизни. Да я и не хочу, уже привык к подобному ритму. Так мне удобнее.
В этот момент сотрудники милиции ввели Егора Скрёбова. На руках у него были наручники, под глазом — синяк, очевидно, кто-то из милиционеров переусердствовал, пытаясь успокоить подозреваемого. Скрёбова посадили на стул, и стражи порядка уже собирались устроиться рядом, когда Линовицкая требовательным жестом показала им, что они могут удалиться.
— Извините, — нерешительно сказал старший, — нам приказали не оставлять его одного.
— Разве он остается один? — спросила Линовицкая.
— Нет, но… — он не знал, как в подобной ситуации нужно разговаривать со следователем. — Если хотите, мы выйдем…