Она поняла, что этот человек здесь самый главный, его слушались и сотрудники милиции, и все остальные.
— Конечно, — разрешил Арсений Николаевич.
— Где моя бабушка? Он сказал правду?
Бозин подумал, что нужно соврать. Но он не любил лгать, считая, что всегда и везде нужно говорить только правду. Девочка все равно, рано или поздно, узнает печальное известие. Он взглянул на Линовицкую. Понимая его сомнения, она кивнула ему, словно соглашаясь с его решением. Он посмотрел на Дронго. Тот молчал. В подобных случаях всегда трудно принять верное решение.
— Да, — сдержанно ответил Бозин, — твоя бабушка умерла.
Девочка не вскрикнула, даже не заплакала. Она только сцепила пальцы и задала второй вопрос:
— Ее убили?
— Да, — ответил Бозин, — ее отравили.
Девочка держалась изо всех сил, но слезинка все же
покатилась по ее лицу.
— Заберите девочку, — попросил Бозин, обращаясь к Нине.
Та поспешно вскочила и, обняв ее, увела из кабинета.
— Несчастный ребенок, сколько же она пережила, — вздохнул Бозин. Он взглянул на часы. — Я думаю, на сегодня мы закончили все дела. Я еще заеду в прокуратуру, оформлю протоколы задержания Скрёбова и его брата. А завтра получу официальную санкцию прокурора на их арест.
— Я могу отвезти вас, Валентина Олеговна, — предложил Халупович, — вам с Дронго по пути. Вы живете в одном районе.
— Тогда поеду с вами, — согласилась она, — думаю, что сегодня больше уже ничего не произойдет.
— Надеюсь, — невесело сказал Эдуард Леонидович
Они вышли в приемную. Нина пошла в комнату отдыха, чтобы забрать Танин рюкзачок. Заодно она принесла ее оранжевый шарфик.
— До свидания, — говорил Бозин, пожимая каждому руки на прощанье, — надеюсь, завтра мы все оформим.
Он вышел вместе с офицером милиции, приехавшим с Озиевым. Халупович взглянул на часы, посмотрел на притихшую девочку.
— Пойдем, — кивнул он ей, — поедете со мной.
Девочка отпрянула к Нине. Та ласково обняла ее за плечи, улыбнулась Халуповичу.
— У вас уже есть пассажиры, — показала она глазами на Дронго и Линовицкую.
— Мы поместимся в машине, — возразил Эдуард Леонидович, — вас четверо и я за рулем. Ничего страшного, тем более, что с нами Таня, а она худенькая. Много места не займет.
— Нет, — вмешался Дронго, — вы и так очень устали. Не нужно всех развозить. Я пойду пешком. Дождя нет, снега нет. Не очень скользко. Я думаю, мне будет полезно пройтись пешком и немного подумать.
— До вашего дома отсюда довольно далеко, — напомнил Халупович, — минут сорок, не меньше.
— Ничего страшного. Я люблю ходить пешком, как-нибудь доберусь. А если устану, возьму машину. Сейчас с этим нет проблем. Кроме того, я в любой момент могу вызвать свою машину. Я разве не говорил вам, Эдуард Леонидович, что у меня есть машина и водитель, услугами которого я иногда пользуюсь. Сам я не люблю водить машину.
— Как хотите, — согласился Халупович, — в таком случае, когда мы встречаемся?
— Утром в десять, — взглянул на часы Дронго, — надеюсь, что мне удастся так рано подняться. Хотя обычно для меня это время — раннее утро.
— Хорошо, — улыбнулся Халупович, — договорились.
Дронго повернулся, чтобы выйти из приемной, когда услышал голос Линовицкой.
— Можно мне с вами?
Он резко обернулся. Молодая женщина смотрела на него, и он не знал, что ей сказать.
— Конечно, — пробормотал он, — конечно, можно.
Халупович поднял брови и усмехнулся. Нина, занятая девочкой,
не обратила на них никакого внимания. Она надела на Таню пальто и теперь старательно застегивала пуговицы. Было заметно, что она переживает за девочку, на долю которой выпало так много испытаний.
— Тогда пойдемте, — предложил Дронго Линовицкой.
На ней было легкое пальто, надетое поверх формы.
— Моя машина в ремонте, — пояснила она, — поэтому на сегодня я тоже «безлошадная».
— В таком случае, мы оба «пехотинцы», — улыбнулся Дронго. — До свидания, Эдуард Леонидович, надеюсь, ночь вы проведете дома.
— Не беспокойтесь, — ответил Халупович, — меня теперь из дома никто не вытащит. Достаточно и одного Скрёбова.
Дронго и Валентина Олеговна вошли в кабину лифта. Оба молчали, словно не решаясь говорить в здании, где сегодня произошла трагедия. На первом этаже у проходной, кроме охранников, стояли еще два сержанта милиции. Увидев выходившую Линовицкую, сержанты устало козырнули, разрешая выйти следователю и сопровождавшему ее мужчине. На улице было прохладно — около нуля. Линовицкая взглянула на Дронго. Тот надвинул кепку на глаза. В других странах он, как правило, носил широкополую шляпу, но подобный головной убор в ночной Москве был бы неуместен. Такие уборы позволяли себе либо оригинальные чудаки, либо экстравагантные представители свободных творческих профессий. И тех, и других уличная шпана с удовольствием преследовала и грабила.
— Вы не передумали? — спросила Валентина Олеговна. — Может быть, возьмем машину?
— Нет, — ответил Дронго, — только тогда, когда вы сами этого захотите. Идемте пешком. Говорят, ночные прогулки благотворно действуют на нервную систему.
— A y вас расшатанная нервная система? — поинтересовалась Линовицкая.
— Иногда мне кажется, что да.
— Часто?
— В последнее время достаточно часто.
Они двинулись в сторону центра. Линовицкая поежилась от холода. Дронго это заметил.
— Я могу сделать вам предложение, — пошутил он.
— В каком смысле? — усмехнулась она. — Надеюсь, не брачное?