Один раз в миллениум - Страница 53

— Я вас узнала, — улыбнулась девушка, — Входите, пожалуйста.

— Кто пришел? — раздался старческий голос.

— Это к вам, Софья Оганесовна, — крикнула девушка.

Пока Дронго и Линовицкая раздевались, в коридоре появилась полная женщина невысокого роста, с большим крючковатым носом и сросшимися бровями. Выражение ее лица было мрачным, а губы упрямо сжаты. Прошаркав к гостям, она внимательно осмотрела обоих и, узнав Линовицкую, кивнула ей.

— Опять пришли? Значит, все-таки мне поверили.

— Добрый вечер, Софья Оганесовна, — вежливо приветствовала хозяйку Линовицкая. — Разрешите нам вас еще раз побеспокоить.

— Конечно, беспокойте, — неожиданно улыбнулась женщина, — мне одной скучно. А у Медеи все время или экзамены, или семинары. Корпит над своими книгами. Вот и сижу одна. Медея, приготовь нам чай, — строго приказала старуха.

Девушка поспешила на кухню, а гости вошли в большую гостиную. Комнату украшала массивная антикварная мебель. На потолке была разноцветная лепка. По углам стояли высокие, в человеческий рост, вазы. На стулья, стоявшие у большого стола, были надеты чехлы.

— Садитесь, сейчас Медея нам чай принесет. А это ваш помощник? — спросила хозяйка, глядя на Дронго.

Линовицкая обернулась к нему в некоторой растерянности, но Дронго пришел ей на помощь:

— В каком-то смысле, — сказал он, улыбаясь.

— Вы почему улыбаетесь? — строго спросила Софья Оганесовна. — У вас профессия серьезная. Вы должны производить впечатление серьезного человека. А вы улыбаетесь. Вот поэтому-то вы у нее в подчинении. А она женщина серьезная. Медея, как там чай?

— Уже несу, Софья Оганесовна, — откликнулась с кухни девушка.

— Это ваша племянница? — уточнил Дронго.

— Какая племянница? — нахмурила брови Софья Оганесовна. — Мне, между прочим, восемьдесят два. А ей только двадцать. Разве у меня может быть такая племянница? Просто родственница. Ее мать — внучка моего брата. Значит, она мне… как это называется… Медея, кем ты мне приходишься?

— Правнучатой племянницей, — крикнула девушка.

— Вот именно, — удовлетворенно крякнула Софья Оганесовна. — Мой брат был таким интересным мужчиной. Да что теперь вспоминать. Погиб на войне в тридцать девятом, еще в Китае. Был, между прочим, командиром Красной Армии. А его сын, мой племянник, был уже большим человек. Одним из руководителей всей мясо-молочной промышленности Московской области. Представляете себе? А ее мать окончила консерваторию. Ей сейчас сорок два, и она живет в Ростове. Ну а девочка приехала в Москву учиться.

— Очень интересно, — Линовицкая попыталась остановить этот словесный поток. — Мы хотим с вами поговорить по поводу несчастного случая, который произошел у ваших соседей.

— У Халуповича? — с недоброй усмешкой осведомилась старуха. — Это же бабник. Я уже говорила. К нему постоянно женщины приходят. Как только он здесь появляется, значит, жди женщину. Иногда его водитель кого-нибудь привозит. Я же все вижу. И всегда разные приходят. Иногда даже по две и по три. Иногда группами. Такие девицы бывают… И молоденькие совсем. И в возрасте… В тот день в основном все в возрасте были. Мне отсюда все видно. У меня до сих пор отличное зрение… Ах, где мои очки? Я надеваю их, только когда газеты читаю… Медея, где же чай?

— Несу, Софья Оганесовна.

— Давайте поговорим более конкретно, — направила разговор в нужное русло Линовицкая. — Вы сказали, что в тот день к Халуповичу приходили четыре или пять женщин.

— Пять, — уверенно сказала Софья Оганесовна, — Но не все вместе, по одной. Одну я знаю, это его домработница Елизавета. Царство ей небесное! Она часто ковры вытаскивала на балкон. Остальных я раньше не видела. Но водитель их знать должен. Он их и привозил.

— Всех? — быстро спросил Дронго.

— Кого — всех? — не поняла старуха.

— Всех женщин в тот день привезли на машине?

— Нет, не всех. Некоторые сами приходили. Но точно я уже не помню.

— А откуда вы знаете, что именно пять?

— Сосчитала, — хитро прищурилась старуха, — как незнакомая дамочка в наш подъезд идет, значит, к Халуповичу. Я слышала, как лифт грохотал. В другой комнате, где сейчас библиотека, все хорошо слышно. Раньше там спальня была, но потом Толик перенес спальню в другой конец квартиры из-за этого лифта… Медея, где ты задержалась?

— Уже-уже.

Медея внесла поднос, на котором стояли чайник и стаканы в тяжелых позолоченных подстаканниках, вазочки, с домашним печеньем, пряниками, конфетами, сахаром и вареньем. Разлила чай.

— Медея у меня помощница золотая, — похвасталась Софья Оганесовна. Потом с сожалением взглянула на Дронго: — Лысый ты уже и старый. Сколько же тебе лет?

— Около сорока.

— Что значит — около? Около может быть и тридцать пять, и сорок пять. Нет, ты нам не годишься. Уже старый. А я думала, серьезный человек…

— Софья Оганесовна! — залилась краской Медея. — Опять вы за свое.

— Ах, извини, забыла. У Медеи отец грузин. Поэтому горячая такая. Чуть что — сразу обижается. Эти грузины, как на подбор, все князья. И всегда обижаются…

— Софья Оганесовна…

— Все, молчу. Счастье твое хочу увидеть, поэтому так и говорю. А ты сразу меня обрываешь. Так о чем я говорила?

— О женщинах, — терпеливо напомнил Дронго.

— Да, верно. К нему все время дамы приходили…

Она хотела продолжить привычное осуждение, но Дронго перебил ее:

— Вы сказали, что к Халуповичу приходили гостьи. Вы уверены, что их было пятеро?

— Конечно, уверена. Пока я еще с ума не сошла, — с легкой обидой ответила старуха. Над губой у нее росли седые усики, которые смешно топорщились в разные стороны.